О вОроне, охотнике и Маше Распутиной.

О воʹроне, охотнике и Маше Распутиной.

И вот, когда забыв про суету,
Гляжу на лес – он рядом ли, далек ли,
Как будто бы разглядываю облик.
В котором скоро вечность обрету.

Стоит пасмурное, гнетущее, чем-то тяжелым и потным наполненное октябрьское марево. Все вокруг пепельно-серое: река, скалы, деревья, моя собака и я сам. В такую погоду невозможно определить время и направление сторон света. Не слышно журчание ручья и пение птиц. Эту тугую тишину нарушает только мой ворон. Я ухожу в верхнюю избушку на три – четыре дня, и он сегодня летит надо мной. Он часто летает надо мной. Он умеет смеяться, лаять как моя лаечка, и что-то говорить на своем, гибрид вороньего с человеческим, языке. Хорошо подражает выстрелу, особенно он преуспел имитируя мелкашечный щелчок.
Мы идем с лаечкой, и он летит за нами. Когда мы вытаскиваем мясо, и он рядом – ждет, пока я покину побойку. Интересно, а если действительно вырастить своего ворона и научить его отдавать голос, он ведь видит все сверху. Славный бы был помощник. Да, мне бы такого ворона, да еще в паре с лаечкой. Я шел в полхребта знакомой тропой и думал о вороне. Меня ничего не отвлекало, тишина была абсолютной, я не слышал даже собственных шагов. В ушах звенело. Ия думал о вороне. Интересно, что думает он обо мне? Он хочет, чтобы я добыл зверя, и он был сыт? А может он ждет, не стану ли я его добычей? «Ты добычи не дождешься, черный ворон, я не твой…», - я намурлыкивал знакомый мотив. Но он же не знает сколько мне отмерено, он же не бог? Значит он летает не по мою душу, а просто вместе со мной. Надо ему дать имя. Какое? Чиль? Нет, это сокол. Карл? Совсем не подходит. Вот! Летящий над охотником в горах! Как я выдал? Ай, молодца! Я охотник? Интересно, где у меня кончается «Я» и начинается охотник? Где находится та точка пересечения двух линий, одна из которых «охотник», а другая «я».эта точка, наверное, полное слияние с Природой, когда ты ее полноправная тварь. Погрузившись в собственные умозаключения, я продолжал шагать. Ворон что-то пробулькал и, часто замахав крыльями, свалил в сторону. В тот же момент залаяла моя лаечка.
Человек или медведь? Так лает только на человека или медведя. Тропа была разворочена, кедровые корни торчали наружу, на клочках снега были разбросаны кедровые орехи. Медведь стоял широко расставив лапы, вверху, на скальном выступе, и с любопытством рассматривал меня и бегущую к нему вверх по склону мою лаечку. Бурундука он выкорчевал, а вот полакомиться вкусными орешками мы ему не дали. До зверя было не многим более ста метров. Зайцев сорок, не больше, оценили мы его с вороном, когда он после выстрела скатился с уступа почти к моим ногам. Летящий над охотником в горах сидел никак не ближе, чем раньше стоял медведь, и я, снимая шубку с медведя, иногда смотрел на него в бинокль. Огромный, даже в этом сером мареве черный, клюв, как стамеска. У-у-у зверюга с распахнутым клювом.
Я оттаскиваю мясо с тропы в сторону, где спрячу, а сбой демонстративно уношу на открытое место, на камни. Там же кладу череп. Забрав заднюю ляжку и шкурку, привязав на пуговицу желчь, я выдвигаюсь к избушке. Завтра надо стрелевать остатки мяса, оно не испортится и не достанется воронам.
Я сколько-то прошел и, оглянувшись, посмотрел в бинокль. Ворон уже выклевал медведю глаз. Резкий свист заставил ворона подпрыгнуть и посмотреть в мою сторону. «Пошли со мной!», - прокричал я, - «Я накормлю тебя мясом». Ворон склонился над черепом и снова принялся долбить его своей стамеской.
Медведь уже не увидит меня и не сможет запомнить мою спину и рассказать, кто убил его.
«Нет, все таки надо было спрятать череп или завалить его камнями», - подумал я тогда. Мы с лаечкой пошли дальше. В кармане лежал новый комплект батареек, а на той избе было радио. Гоняли тогда Машу Распутину «Я родилась в Сибири».

P.S. Стихи в эпиграфе принадлежат прекрасному поэту Михаилу Кузькину-Воронецкому.